Судьба с чужого плеча - Анна Иванова

— Видела. Раньше по будням частенько в баре зависал. Только я здесь ни при чем!

— А кто при чем? Мне подруга сказала, он на красной Мазде приезжал. Твоя?

— Торчала бы я здесь, будь у меня Мазда, — нервно смеется она. — Поставь абсент, а?

Я от греха подальше опускаю бутылку на стойку, но все еще держусь рукой за горлышко.

— Не было с ним никаких баб, придумала все твоя подруга. Он приезжал сюда с мужиком. На красной Мазде, это правда. Мы думали, он того, альфонс. Баб не снимал, на нас внимания не обращал, — встряхивает хвостом она. — Лапочка, но какой-то странный.

— Понятно, — отпускаю бутылку и вытираю пот со лба. — Значит, они отдыхали вдвоем?

Барменша кивает.

— И никого не клеили?

Снова кивок. Она ставит бутылку на место, а я, от греха подальше, выхожу из-за стойки.

— Так зачем они вообще сюда приезжали?

— Сидели рядышком, выпивали, слушали музыку, шептались… Как голубки, честное слово. Однажды мы, было, засомневались: твой благоверный полвечера пялился на аппетитную бабенку за соседним столиком. В итоге, подошел к ее мужику. Тут мы и поставили на лапочке крест. Ты извини, если лишнего сказала…

— Это ты меня прости, — выставляю вперед руки. — Подруга, видно, наврала.

— Да ладно, — отмахивается она. — Знаешь, сколько жен в бар приходят, мужей своих забирать? Потому мужики и шляются, что бабы их разбаловали. Ходят за ними по пятам, умоляют домой вернуться. Дуры! Погулял бы кабель день, неделю, месяц…

— Год, — подсказываю я.

— Хоть и год. Обратно бы приполз, как миленький. Не пускать! Чтоб знал, чего баба стоит. Приходят тут, рыдают, драться лезут. На себя посмотрите, кому вы такие нужны? Вы себе не нужны! Себя уважать надо, чтоб мужик зауважал, понятно?

Киваю и плетусь к выходу. На улице меня охватывает мелкая дрожь, кожу покрывает испарина — заторможенная реакция на страх. Голову заполняют уже совсем другие мысли, а тело только начинает осознавать опасность.

Барменша права: я виновата в том, что позволяла Олегу себя бить. Нужно было прекратить это после первого же раза. Надо самой себя ценить, чтобы заслужить уважение окружающих. Это правило действует даже в детском доме. Я с самого начала не должна была идти на поводу у заводил. В детстве я сильно испугалась, а потом перестала верить в себя. Мир вокруг, каждый человек рядом казались гораздо важнее меня самой. Всю жизнь я выполняла чужие планы и никогда не обращала внимания на свои желания и мечты. Однажды Ира уговорила меня сбежать из детского дома. Ей некуда было пойти — мать-алкоголичка ее даже не узнавала, а у меня из родственников осталась одна тетка, видеть которую я не хотела. Но подруга так сильно мечтала о свободе, что я поверила в ее идею. Мне даже показалось, будто это моя собственная мечта. Больше всего я боялась, вдруг тетка обидит Иру, обзовет, не пустит в дом. О себе я даже не думала, как и о том, чем может закончиться это путешествие.

Тетка, хоть и неохотно, все же впустила нас в дом. Даже налила чаю, который мы так и не успели допить — люди из социальной службы приехали быстрее. В тот же день нас отвезли обратно в детдом. Наказание от воспитателей было ерундой по сравнению с тем, что устроили нам другие девчонки, лишившиеся из-за нашего проступка телевизора. Ире досталось больше меня — ее привязали к кровати и били табуреткой по животу. Меня заставляли наблюдать за ее мучениями. Они кричали: «Смотри, что мы сделаем с твоей защитницей! В следующий раз получишь ты, а она не сможет заступиться». От страха я потеряла сознание. Меня не смогли сразу привести в чувства и отправили в лазарет.

Я винила себя за то, что подруге пришлось отвечать за нас обеих. Несмотря ни на что, жизнь Иры вошла в нормальное русло, и она опять стала одной из заводил, крутых девчонок. Моя жизнь в детдоме с того момента превратилась в настоящий кошмар. Подруга обо всем забыла и стала снова меня защищать, а я каждую ночь просыпалась в холодном поту, вспоминая душевные муки, которые испытывала той ночью вдвойне — за себя, и за Иру. Наверно именно с того момента я боялась сказать «нет» и позволяла любому себя унижать. Ужас, который этот случай породил в моей душе, был страшнее ударов табуреткой. Но еще больший ущерб принесло мне чувство вины. До сих пор я ни разу не задумывалась, была ли на самом деле в случившемся моя вина. Как ни страшно это осознавать, но Катина смерть помогла мне разобраться в себе. Я задумалась, и многое поняла, переосмыслила свое прошлое и сделала правильные выводы. Теперь я знаю секрет и никому не дам себя унижать.

— Почему так долго? — поворачивается ко мне Игорь — Допросила весь бар?

— Какая разница? Главное — есть результат.

— Ты чего рычишь? Я же пошутил, — встает с мотоцикла он.

— Артур — голубой.

— Чего? — садится обратно. — У кого ты выпытала такую информацию?

— Сама догадалась.

— Фу, — облегченно выдыхает Игорь.

— Артур приезжал сюда на красной Мазде, за рулем которой был мужчина. Они сидели вдвоем, выпивали и о чем-то шептались. На женщин внимания не обращали.

— Из этого ты сделала вывод, что они голубые?

— Не только я. Так считает барменша и, если верить ее словам, все работницы «Замка».

— Бред! Может, он приезжал сюда с лучшим другом. Сидели, разговаривали по-мужски.

— Интересно, откуда у его друга такая машина?

— Раз у парня нет денег, так и богатых друзей быть не может?

— Допустим, может. Давай узнаем, кто этот богатый друг. Есть предложения?

— Есть. Поедем ко мне на работу. Там я за полчаса узнаю, у кого в городе имеется красная Мазда тройка.

— Боюсь, список будет не маленький.

— Ничего, ты всех допросишь. Расколются, как миленькие, дня не пройдет. Интересно, чем ты их берешь?

— Отверткой, — припоминаю его недавний промах.

Игорь надевает шлем, и то ли не слышит, то ли игнорирует мое последнее замечание. Мотоцикл оживает. Я прижимаюсь щекой к плечу Игоря. В ноздри проникает горьковатый аромат его кожи. Я так глубоко втягиваю носом воздух, что голова идет кругом. Приходится сильнее прижаться к спине Игоря, чтобы не свалиться с мотоцикла на повороте. Мы останавливаемся возле странного двухэтажного здания, больше напоминающего кирпичную коробку. Я снимаю шлем чтобы убедиться, что зрение меня не подводит: к стене прибиты два настоящих мотоцикла. Игорь сидя осматривает здание так, будто, как и я, видит его впервые. Картина ему явно нравится. Он довольно кивает и, раскинув руки, объявляет:

— Добро пожаловать в святую святых байкерского движения! Батон, открывай! — кричит двустворчатым металлическим дверям.

Полминуты спустя одна из створок открывается и на пороге нас встречает кучерявый парень в огромных пластиковых очках и комбинезоне. Улыбаясь во все тридцать два зуба, он кричит:

— Батон, Батон! Чё сразу Батон…

Увидев меня, он замирает на полуслове. Игорь отодвигает окаменевшего парня в сторону и пропускает меня вперед. Батон неожиданно приходит в себя и, подпрыгивая, убегает вглубь здания. Через минуту оттуда доносится крик:

— Мужики, шеф модель притащил!

— Какую? Серия? Номер? — раздаются голоса в ответ.

— Топ модель, самую настоящую, одни ноги 2 метра!

Игорь пропускает крики мимо ушей и подталкивает меня вперед. Мы проходим по коридору вдоль расставленных вряд мотоциклов.

— Это трупы, — машет в их сторону Игорь. — Что у нас здесь? — приподнимает полиэтиленовый чехол на одном из мотоциклов, — Тоже труп. — переходит к следующему и чуть не подпрыгивает от радости: — Смотри, какая красота! На прошлой неделе покрасили.

Я нехотя наклоняюсь и заглядываю под чехол. С языка почти срываются слова «мы не за этим сюда приехали», но тут я замечаю яркий глянцевый бок мотоцикла и охаю от восхищения. Он на самом деле прекрасен: оранжевый корпус подсвечивает стальное обрамление, как заходящее солнце морскую воду. Рука сама тянется потрогать эту красоту, но Игорь тащит меня в комнату, вдоль стен которой выстроились мотоциклы. В промежутках виднеются компьютерные столы, Игорь подводит меня к самому большому из них. На кожаном кресле возле стола висит настоящая байкерская куртка. Именно этой детали не хватало, чтобы представить Игоря в образе байкера, только не настоящего, а неправдоподобно гламурного, как будто с обложки модного журнала.

— Это мое кресло, — хвалится он.

— Я думала, у тебя личный кабинет. Ты же начальник!

— Я не конторская крыса. Я сам, этими руками, — подносит чистые пальцы с ухоженными ногтями к моему лицу он, — копаюсь в мотоциклах.

— Сколько человек здесь работает?

— Со мной пять, а без меня никто не работает.

— Шеф, у нас будет секретарша? — заглядывает Батон, пританцовывая под звуки старого рок-н-ролла, доносящегося из огромных, словно в кинотеатре, колонок. Следом за ним, хихикая как маленькие дети, на пороге появляются еще трое мужчин.